Как ни удивительно, но мысль о том, что причиной психических и психологических проблем может быть травматический аффект, долго не имела места в психологии. Понятие психическая (психологическая) травма появилось благодаря исследованиям Шарко, Фрейда, Блейера и опыту Первой мировой войны.

Что же такое психическая травма? Вот определение из Энциклопедического словаря по психологии и педагогике: «Психическая травма – общий термин, обозначающий психологический опыт, к которому в силу определённых обстоятельств индивид оказался не готовым и который нарушает его соматическое, психологическое, личностное функционирование и/или влечёт нарушения поведения».

Согласно Фрейду, психическая травма представляет собой неожиданное чрезмерное раздражение, с которым человек не в силах справиться и под влиянием которого привычные способы функционирования психического аппарата оказываются бессильными, в результате Эго становится абсолютно беспомощным.

Для травматизации важна не сама травма, а невозможность ее отреагировать, непереносимость раздражения, невозможность связать аффект (сильное эмоциональное переживание). Эта степень восприимчивости личности и степень чрезмерности раздражителя у каждого человека своя.

Еще в ранний период своей научной деятельности Фрейд замечает, что в борьбе с симптомом важно воскресить воспоминание о травмирующем событии. Если травма отреагируется адекватным действием – от оплакивания до акта мести, - то снижается острота переживаний и аффект убывает. Если же возможности для отреагирования нет, то аффект подавляется, он вытесняется, превращается в симптом. Если отреагировать действием невозможно - помогает речь. Фрейд говорит, что язык – суррогат поступка, в речи можно вербализировать свои переживания и таким образом пережить травму. «Воспоминания, лишенные аффекта, почти никогда не бывают действенными; пси¬хический процесс, который развивался первоначально, нужно воспроизвести как можно ярче, довести до statu snascendi (момент зарождения) и затем выговорить».

Именно психоанализ может выявить глубинные причинно-следственные связи и, работая с вытеснением, регрессивными и реактивными проявлениями, помочь человеку преодолеть травму.

Фрейд пишет, что в психике индивида происходит два разнонаправленных процесса. Человек хочет избавиться от боли, для этого ему нужно принять и пережить травму (смириться с утратой), то есть на психическом уровне – связать раздражения, - и психика стремится к этому. Но, как справедливо замечает родоначальник психоанализа, индивид никогда с легкостью не отпускает своих приобретений – будь то человек или идея, - поэтому здоровое желание психики отреагировать аффект, связать раздражения сталкивается с сопротивлением этому процессу.

Большинство психических травм спонтанно преодолеваются психикой без посторонней помощи. Если же излечения не происходит, то травма накладывает отпечаток на личность травмируемого – ослабевают умственные способности, снижается интерес к жизни, происходит уход от реальности.

Жизнь человека – это череда психотравмирующих событий, и в первую очередь важны инфантильные травмы детства, преодоление которых должно в идеале сформировать взрослые защиты и целостную идентичность личности. Если ранние взаимоотношения с матерью были, как правило, постоянными, доверительными и исполненными любви, то у нас есть источник, из которого мы можем черпать силы перед лицом перемен. Если же ребенок не получает необходимого количества материнского тепла и ласки, став взрослым, такой человек может иметь заниженную самооценку, чрезмерно зависеть от чужого мнения, страдать от избыточной тревожности, нуждаться в любви или же, наоборот, отрицать любые проявления теплоты и нежности.

Несмотря на боль, любая травма – это ещё и поиск новой идентичности, и способ наконец-то стать самим собой. Воспринимая боль одиночества, мы убеждаемся в том, что существуем в качестве отдельных и уникальных существ, уважающих других, и в том, что эти другие отличаются от нас. И от того, как мы справляемся с разлуками, переменами и сепарационной тревогой, адаптируемся или нет к утратам, зависит и течение нашей жизни. Не полностью пережитые утраты, иными словами, перемены, к которым мы не адаптировались, связывают нашу энергию, силы и ухудшают способность устанавливать отношения.


ВТОРИЧНЫЕ ПСИХИЧЕСКИЕ ТРАВМЫ

Одним из трагических последствий затянувшейся, непроработанной травмы, осложненной депрессией, является вторичная психическая травма – это травма, которая наносится не тому субъекту, который переживает горе, а тому Другому, который нуждается в эмоциональной поддержке этого субъекта, но не получает ее в силу того, что субъект, погруженный в свои переживания, не в силах эту поддержку предоставлять. Чаще всего Другой, которому нужна поддержка, - это ребенок, и нужна ему поддержка родителей, прежде всего матери.

Впервые механизм такой вторичной психической травмы описывает А. Грин в своей работе «Мертвая мать» (1980), в которой автор называет Мертвой мать, которая не умерла, а погружена в свое горе, которое не смогла пережить, отреагировать, она погружена в себя, в свою тоску – у нее развивается депрессия. В глазах маленького ребенка, о котором она заботится, она мертва психически. Причиной для развития подобной депрессии у матери может быть утрата одного из детей, потеря любимого, превратности судьбы, развод, неизлечимая болезнь и т.д. Или, например, переживание матерью преждевременной смерти собственных родителей, когда ее скорбь и обида остались неразрешенными и переносятся на все отношения с детьми, которые должны быть счастливы уже хотя бы потому, что у них есть мать. Но это также — «мертвая мать», потому что определяющим ее поведение остается постоянная скорбь и утрата интереса к ребенку.

В таком случае тоска ребенка по материнской любви и вниманию приводит к депрессивным проявлениям и у ребенка. В качестве наиболее тяжелой ситуации Грин выделяет смерть другого ребенка (а также выкидыш, аборт, как правило, остающиеся неизвестными для ребенка), когда оставшийся в живых ребенок находится в раннем возрасте и не может понять причину изменившегося отношения матери. Причем изменение характера поведения и отношения матери происходит для ребенка неожиданно, вдруг, когда ничто не предвещало, что ее любовь будет утрачена. Это тяжелейшая нарциссическая травма, которая провоцирует нарушение процессов развития и идентификации, а также утрату их смыслообразующих мотивов, так как у ребенка, до этого чувствовавшего себя «центром материнской вселенной», нет никакого объяснения произошедшим переменам. Ребенок может воспринимать это разочарование как признание собственной никчемности: «Я настолько плох, что меня невозможно любить». Отцы редко откликаются на беспомощность малолетних детей, и в итоге младенец оказывается «зажатым» между «мертвой матерью» и недоступным отцом, обычно — более озабоченным состоянием матери и преимущественно — отсутствующим.

Предприняв сотни безуспешных попыток возвращения любви «утраченной» матери, включая такие (реализуемые бессознательно) «приемы», как ажитация, бессонница, ночные страхи и т. д., Я ребенка прибегает к иным формам защиты.

Ребенок может в своей психике совершить «убийство» матери, предпринятое без ненависти, ибо ребенок боится причинить даже минимальный ущерб образу матери. Он отстраняется от матери, смиряется с тем, что безразличен ей, и сам перестает вкладывать в отношения с матерью любовь и ожидание ответного чувства, он смиряется с бессознательной установкой, что он так плох, что его не любит даже мать и, следовательно, в дальнейшем не полюбит никто. В результате на нежной ткани объектных отношений матери и ребенка образуется «дыра», но они все-таки сохраняются, так как мать продолжает заботиться о ребенке, одновременно чувствуя себя бессильной любить его так же, как до погружения в горе.

Еще одной реакцией ребенка на депрессию родительницы может стать идентификация с «мертвой» матерью, которая наступает после периода «комплементарного» поведения (ажитации, демонстрации своей резвости и веселости – от я какой хороший, полюби меня), который сменяется «симметричным» (зеркальным) отображением реакций матери как единственно возможным способом восстановления близости с ней (становясь не таким, как объект, а — по сути — им самим). Все это происходит бессознательно — без ведома Я субъекта и фактически против его воли, а сама идентификация носит отчуждающий характер. Став будущей жертвой навязчивого повторения, такой субъект и во всех последующих отношениях будет активно (но бессознательно) дезинвестировать любой объект сильной привязанности, представляющий угрозу разочарования, фактически утрачивая способность любить и принимать любовь другого.

Пережив жестокий опыт зависимости от необъяснимых перемен в матери, взрослея, человек будет прилагать особые усилия для предвосхищения событий – в своем бессознательном он уверен, что будет отвергнут любым значимым человеком – учителем в школе, другом, возлюбленным, собственным ребенком. Все это приводит к раннему формированию еще в детстве проблем с противоположным полом и развитию «вторичной ненависти», проявляющейся в садистически окрашенной позиции: властвовать над «утраченным» объектом, унижать и оскорблять его, мстить ему.



КОНЦЕПЦИЯ ВЛОЖЕНИЯ И ПЕРЕДАЧА ТРАВМЫ ИЗ ПОКОЛЕНИЯ В ПОКОЛЕНИЕ



Существует направление в психологии, посвящённое отношениям поколений – трансгенерационный подход. Толчком к его развитию послужили неожиданные открытия психотерапевтов и психоаналитиков при работе с родственниками людей, пострадавших в концлагерях. Суть концепции такова: психические травмы, пережитые предками, могут наследоваться детьми и внуками, и это наследование происходит особым образом, для понимания которого не подходит рациональное суждение. Передается не просто тревожность или другие эмоции депрессивного или маниакального характера, а нечто большее.

Речь идет о передаче травмы из поколения в поколения, или о трансгенерационной передаче травмы.

Дети выживших после национальных трагедий гораздо глубже идентифицируются с родителями и проявляют признаки и симптомы, относящиеся к прошлым психическим содержаниям их родителей и в целом — к прошлому, свидетелями которого они не были и быть не могли. Главное в этой идентификации состоит в том, что подвергшиеся тяжелой психической травме взрослые могут «вложить» травматизированный образ себя в формирующуюся идентичность своих детей. В результате дети становятся носителями ущербного родительского образа.

Вамик Волкан пишет о том, что травма, пережитая большой группой (например, военное вторжение) в отличие от случайных естественных трагедий (наводнение, например) и сопровождается невыносимыми чувствами, которые переживает вся эта общность – стыд, унижение, беспомощность и дегуманизация. При этом зачастую оплакивание потери затруднено или невозможно. Если такое происходит и страдание сообщества не может быть преодолено, члены сообщества принуждают (бессознательно) последующее поколение (поколения) посредством трансгенерационной передачи травмы, завершить эти неоконченные психологические процессы.

После массовой травмы (вызванной враждебной группой) сотни, тысячи или даже миллионы индивидов вкладывают свои травматизированные образы в детей, и в итоге возникает кумулятивный эффект, который определяет психическое содержание идентичности большой группы. При этом все эти «вложенные образы» ассоциативно связаны с одним и тем же травматическим событием.

В итоге «общая задача» следующего поколения заключается в том, чтобы сохранить «память» о травме родителей, оплакать их утраты, отреагировать их унижение или (если первое не удается) — отомстить за них. Однако какие бы формы ни приобретало проявление памяти о травме в последующих поколениях, основной задачей остается сохранение ментального представления о травме предков, которое постоянно (на протяжении десятилетий и столетий) укрепляет особую идентичность той или иной большой группы.

Вамик Волкан назвал такие ментальные представления «избранной травмой» большой группы. И в ситуациях, когда этой большой группе угрожает новый этнический, национальный, экономический, политический или религиозный кризис, ее лидеры (интуитивно или осознанно) обращаются именно к этой «избранной травме», обладающей особым потенциалом для достижения эмоциональной консолидации группы.

Пример такой избранной травмы и ее актуализации во время распада Югославии приводит М.Решетников:

«В период нестабильности руководство страны (преимущественно — сербское) начинает активно эксплуатировать «память» о битве в Косово, пленении и убийстве мусульманами легендарного сербского князя Лазаря (которое состоялось в 1389 году!) В результате боснийские мусульмане, с которыми сербы относительно мирно жили как единый народ Югославии на протяжении десятилетий, стали виновниками всех бед и «легитимной» мишенью ненависти сербов… Через 600 лет после этой битвы при поддержке официальных властей были эксгумированы останки легендарного сербского князя Лазаря… В течение года перед началом «сербско-боснийской» резни гроб перевозили из одной сербской деревни в другую, и в каждой происходило нечто вроде церемонии погребения.

Этот, казалось бы, безобидный ритуал вызвал «сдвиг во времени»: национальные чувства сербов начали действовать таким образом, как если бы Лазарь был убит вчера. Произошло то, что в психоанализе обычно определяется как сгущение чувств и времени в сочетании с регрессом к более ранним (исторически) видам отреагирования. В итоге боснийские мусульмане, а затем и албанцы (также мусульмане) стали восприниматься как виновники всех исторических бед сербов, что «легитимизировало» любые формы мести: сербы начали убивать, грабить, насиловать — практически со средневековой жестокостью».

Концепция вложения работает как на уровне больших групп, так и в рамках одной семьи.

Иллюстрацией такого вложения в рамках двух поколений одной семьи может быть «феномен замещения ребёнка». У матери есть сформированный образ её ребёнка, который умер. Она вкладывает этот образ в развивающуюся само-репрезентацию её в последующем рождённого ребёнка, обычно рождённого после смерти первого. Второй, замещённый ребёнок, не имеет реального опыта взаимодействия или образа умершего собрата. Мать, у которой есть образ умершего ребёнка, обходится со вторым как с резервуаром, в котором умерший ребёнок может содержаться «живым». Таким образом, мать даёт второму ребёнку определённые эго-сообщения, преимущественно бессознательно - защищать и удерживать то, что было вложено в этого ребёнка. Очевидно, замещённые дети также развивают персональные эго - функции в согласии с тем, что было в них вложено. В некоторых случаях ассимилированная идеализированная вложенная репрезентация умершего собрата может стать мотивацией личности отличиться в определённых сферах жизни. Если эта задача неуспешна, замещённые дети не могут развить собственное интегрированное Я и, следовательно, имеют пограничную или нарциссическую личностную организацию, или даже психотическую.

Мать или другой ухаживающий, кто вкладывает ментальный образ умершего ребёнка (или другого умершего родственника), в развитии личности ребёнка реализует собственное страдание от невозможности оплакать.

«Вложение» – активный процесс, в котором инициатива исходит от взрослого. И хотя ребенок не полностью пассивен, принимая вложения взрослого, все-таки взрослый использует ребенка (бессознательно в основном) как резервуар для собственных невыносимых чувств и страданий. Травматический опыт, который создаёт эти ментальные образы, недоступен ребёнку. Тем не менее, эти ментальные образы вложены в ребёнка, но без основанной на опыте контекстуальной рамки, которая создаёт их.

В процессе вложения, те, кто вкладывают причиняющие беспокойство образы в другого человека, для того, чтобы стать «свободными» от несения этих образов в себе и для того, чтобы справиться с душевными конфликтами и тревогой, ассоциирующимися с подобными образами.

В практической работе психоаналитик сталкивается с достаточно сложной ситуацией выявления этой травмы (ведь она зачастую «передается по наследству», и о ней не всегда становится известно из истории жизни клиента) и проработки этого «вложения», которое зачастую разрушительно влияет на жизнь этого человека. Когда взрослые, которые были резервуаром для вложенных образов в течение своего детства, приходят в анализ, сопротивление их аналитическому процессу и «улучшению» внешне концентрируется в какой-то момент на возможности перестать функционировать как резервуар, или по меньшей мере изменить это условие, изменить существующее чувство идентичности. Избавление или изменение того, что было вложено в их Я инициирует тревогу относительно изменения в личной идентичности, утрачивание связей с репрезентацией матери или другого заботящегося лица, которое было «вкладывающим», и даже психологическое «убийство» вкладчика.

На определенном этапе психотерапии клиент должен отказаться быть резервуаром для страданий и тревоги своих родных. И это на самом деле очень сложный процесс, так как он предполагает, что клиент «отдает» эти непереносимые чувства обратно.

Манипуляция – это то, с чем каждый из нас обязательно встречается в своей жизни. Это всегда попытка одного человека заставить другого действовать определенным образом, заявляя об этом своем желании не прямо, а играя на струнах души другого человека. Иногда манипулятор действует неосознанно, иногда – считая, что манипуляция безвредна и идет на пользу тому, кем манипулируют (например, ребенку). Становясь взрослыми, мы чаще всего встречаемся с осознанной манипуляцией, когда человек играет на струнах нашей души вполне сознательно для того, чтобы мы совершили некое действие, направленное на удовлетворение интересов манипулятора. Манипулятор всегда действует только для удовлетворения своих потребностей – будь то исполнение своего желания или обретение своей личной безопасности.
Ради этого разыгрывается некая интрига, внешне безобидная, но нацеленная на тот набор душевных струн, который наиболее чувствителен для данного конкретного человека. У кого-то это может быть любовь, жалость, у кого-то самолюбие, или чувство долга, или страх, или алчность, или просто любопытство, наконец.
Кто такой манипулятор? Это, в сущности, несчастный человек, лишенный уверенности в себе, в глубине души считающий себя неспособным ничего добиться, идя прямым путем и честно работая. Он боится выражать свои чувства и желания прямым текстом, считая себя недостойным восхищения и любви, ущербным. Пожалеть бы его, он ведь скорее всего сам неоднократно являлся жертвой манипуляции. Но почему-то не жалеется.
Ведь своими манипуляциями он прикрывает не только свою ущербность и свой страх, но и свою лень, желание присвоить ваши успехи и спихнуть на вас все свои ошибки. Такой человек почти всегда не удовлетворен собой и/или другими, он не любит и не ценит то, чем занимается. К своим личным делам относится, как к тягостным обязанностям, от которых хочет поскорее избавиться.Такой человек очень хочет получить признание, но в глубине души даже сам себя не может оценить так, как ему бы этого хотелось.
Самое неприятное - это сталкиваться с такими людьми в рабочем процессе, особенно когда идет совместная работа. Манипулятор не любит трудиться, он любит быть лидером, который командует и назначает обязанности каждому. Но если вся работа не оправдает ожиданий начальства, то он будет стремиться оправдать себя и переложить ответственность на других людей.
Какими бы методами ни пользовался манипулятор, он стремится скрыть свой комплекс неполноценности и считает, что этот комплекс можно преодолеть, только если бороться с самим собой и с окружающими.
Многим из них нравится переживать страдания, такой человек все время оправдывается, говорит, что все несчастья вытекают из его негативного прошлого опыта. Он может много говорить о своих чувствах, но совершенно их не испытывать.
Манипулятор применяет приемы и методы мошенничества, часто разыгрывая эмоции, которых на самом деле не испытывает, и играя роль, прикрываясь фальшивыми чувствами, чтобы произвести впечатление. Его жизнь часто скучна, он плывет по течению, не стремясь достигать большего или менять жизнь к лучшему, потому что у него отсутствует понимание своего места в жизни. Он почувствует себя абсолютно беспомощным, если задастся вопросом: для чего и для кого я живу? И как я должен жить?
Он воспринимает только то, что важно лично для него. Он стремится к тотальному контролю. Для него жизнь – шахматная игра, в которой главное – контролировать тех, кто поддается манипулированию, и найти новые стратегии для тех, кто сопротивляется. В глубине его души - полное недоверие ко всем людям, даже самым близким, он делит людей на тех, кто контролирует, и тех, кто подчиняется.
Он легко налаживает контакты с новыми людьми, но это общение всегда остается поверхностным, потому что одна из основных проблем манипулятора - боязнь тесных межличностных связей. В основе этой боязни страх уязвимости, разоблачения и осуждения. Он боится, что стоит ему поддержать контакт, как тут же будет вскрыта его сущность, его внутреннее ядро. Ему необходимо получать одобрение всех и каждого. Манипулятор не умеет быть правдивым и честным с окружающими, но зато всеми правдами и неправдами старается угодить всем, поскольку боится показать своё несовершенство.
В книге «Человек-манипулятор» Эверетт Шостром описывает 8 типажей манипуляторов.
Первый – «диктатор» - раздает всем приказы, а в случае непослушания сыплет окриками и угрожает. Его орудием является власть, он управляет и помыкает другими с помощью силы, суровости, грубых выражений и жестких действий. Человек с такими чертами характера и поведения нестерпимо жаждет власти, а обретя ее, становится еще большим деспотом и тираном.
Второй – человек – «калькулятор» - производит впечатление очень воспитанной личности, которая общается со многими людьми, но на самом деле избирает только тех, от кого может получить выгоду. Такой человек занимается вычислением лучших и выгоднейших путей. В каждой жизненной ситуации руководствуется стремлением остаться в выигрышном положении. Его не интересуют люди, если только они ему не выгодны.
Третий тип манипулятора - «тряпка». Он в своем поведении инфантилен, безволен и беспечен. Всегда жалуется, у него редко бывает хорошее настроение. Он хочет все внимание людей обратить на себя, чтобы его жалели, понимали, просто были рядом. Такой тип манипулятора часто использует плач, истерики, чтобы быстрее добиться желаемого.
Четвертый тип - человек-«прилипала». Он стремится быть под контролем другого человека, он желает быть управляемым, ведомым. Он слишком назойлив, ленив и слаб. Он не любит делать что-то сам, он всегда ждет приказа, и такие приказы ему искренне по душе.
Пятый – «судья» – это вечно всем недовольный человек, причем масштабы его недовольства просто глобальные, кажется, будто весь мир перед ним чем-то провинился. Он приписывает всем различные прегрешения, которых эти люди и впомине не совершали. Для него всякий человек – враг и лжец. Он демонстрирует презрение к окружающим.
Шестой тип манипулятора по Шострому - «защитник». Этот человек проявляет огромное стремление выгораживать и оправдывать поступки близких людей. Он кажется намного умнее, справедливее, добрее окружающих, он все понимает и все прощает. Как такому можно отказать потом в его маленькой просьбе?
«Славный парень» - седьмой тип манипулятора. Он отличается слишком выраженной добротой, что часто отдает неискренностью. Такая доброта чересчур наиграна, навязчива. Часто люди после общения с ним удивляются, как такой хороший человек может быть способным на такую большую подлость.
Восьмой тип - «хулиган» – это человек, решающий все проблемы только одним способом – кулаками. Если что-то ему не нравится - он начинает злиться, если кто-то не нравится – он будет его бить, если у него плохое настроение - значит, будет дебоширить. Такого человека все боятся, поэтому должны ему покоряться.
В какие бы маски ни рядился манипулятор и какими бы методами давления ни пользовался – это всегда про контроль и власть над Вами. И поэтому встреча с ним всегда оставляет неприятные чувства, связанные с пониманием того, что тебя использовали против твоей воли.
Чтобы уберечься от манипуляций, надо прежде всего научиться их распознавать. Самые простые, частые и особенно действенные манипуляции – это манипуляции любовью и страхом.
Манипуляция любовью. Часто родители говорят детям что-то типа: “Если не будешь кушать/ будешь плакать/не будешь слушаться, я тебя любить не буду”. Кажется, что это и не манипуляция вовсе, а воспитание, и ребенку это не принесет никакого вреда, просто родитель не знает, как иначе заставить его слушаться. Однако это не так. Ребенок, привыкший к такому обращению, научается воспринимать как должное тот факт, что самые близкие люди не принимают его таким, каков он есть, а любят его на неких определенных условиях. И потом уже взрослым человек как должное воспринимает подобные манипуляции в семье, исходящие от супруга(и), или на работе от начальника и/или коллег. «Ты сначала научись готовить как моя мама - тогда подумаем про свадьбу» / Не трать столько времени на подруг / работу/ родителей, если хочешь за меня замуж». Хотя можно было бы просто сказать: мне не нравится, как ты готовишь/ я хочу, чтобы ты уделяла мне больше времени. А получается: хочешь, чтобы я тебя любил, меняйся, такая, какая ты есть, – ты не достойна моей любви.
Сложнее распознать такую манипуляцию, когда на работе с начальником и/или коллегами складываются теплые, дружеские, почти семейные отношения, и тогда труднее бывает отказать в просьбе задержаться, сделать за нерадивого сотрудника его работу и пр. И через определенное время это приобретает постоянный характер: ты все время входишь в положение другого человека, бескорыстно и безвозмездно делаешь его работу – и замечаешь, как он, дружески тебе улыбаясь, продвигается за твой счет по карьерной лестнице. И как продвигают вперед тех, кто сумел выстроить свои границы, не побоялся испортить хорошие отношения с начальством отказом, указывая ему (начальству) на все свои личные достижения и отказываясь от непродуктивного использования своих способностей и времени.
Такой человек своим поведением как бы говорит начальству: я классный специалист, хотите, чтобы я у вас работал, – цените. Да, он рискует стать неудобным сотрудником, которого могут и не оценить. Но ведь и тот, кто поддался манипуляции, не получает желаемого. Стоит ему только заикнуться про свои интересы или попасть в трудную жизненную ситуацию, требующую от коллектива/начальника той же поддержки, которую сам оказывал (раньше уйти с работы, получить внеочередной отпуск, временно уменьшить нагрузку – ведь коллектив-то дружный, почти родной), как его тут же лишают той теплоты и понимания, которые декларировались в коллективе.
Манипуляция любовью - одна из самых коварных и жестоких, ею часто пользуются в семьях, в партнерских отношениях. Человек, боясь потерять любовь, соглашается с тем, что его любят только за что-то, а не просто так, и надо все время соответствовать все новым ожиданиям и требованиям. Ты должен быть лучшим сыном/дочерью, лучшим другом, лучшим мужем/ женой, лучшим отцом/матерью, лучшим дедушкой/бабушкой. Требования растут, позиция такого человека все больше скатывается к роли жертвы: «Да что я, главное - чтобы вам было хорошо». А все начиналось с безобидного: не съешь кашу – я тебя любить не буду.
Использование людских страхов – одни из самых любимых приемов манипуляторов всех типов и мастей. Итак, манипуляция страхом. Нет, это не тогда, когда вас встречают с ножом в переулке или обещают избить, если вы не выполните определенные требования. Это уголовщина. Манипулятор действует тоньше, да и страхи бывают разные. В детстве вам говорили: “Не будешь учиться, станешь как дядя Вася - дворником”. Таким образом внушался страх – получить в итоге горестную судьбу дяди Васи. Хотя неизвестно, стал ли дядя Вася дворником вследствие плохой учебы, может быть, он как раз хорошо учился. И вообще, вам не известно, считает ли дядя Вася свою судьбу горестной. Может быть, ему нравится рано вставать и убирать двор, пока все спят, или разминаясь, побросать снег спозаранку, зато потом весь день свободен. Или он решает таким образом свои проблемы, например, жилищный вопрос после развода. Правда в этой ситуации только одна – ребенок не хочет стать как дядя Вася. Так почему бы родителям просто не поговорить с ребенком, не рассказать о своем страхе за качество его будущей жизни, не спросить у него, чего ему самому хочется, и не позволить ребенку взять часть ответственности за свое будущее на себя. («Мы готовы помогать тебе (нанять репетитора/ оплачивать музыкальную школу и купить дорогой инструмент/ уйти с работы, чтобы возить тебя за тридевять земель каждый день в школу олимпийского резерва), но и ты должен понимать, что если ты не будешь прикладывать усилия, то все это окажется бесполезным»). Или стареющая мать заставляет детей жить под страхом ее сердечных приступов, чтобы заставить их чаще к ней ездить и звонить несколько раз в день. Или муж говорит жене: если я останусь на этой работе, я получу инфаркт / если еще раз я поспорю с сыном из-за денег, это закончится для меня больницей. Вместо того, чтобы сказать: я хочу бросить эту работу / я не знаю, как решить проблему с сыном – решай сама. Тогда бы он оказался виноват в том, что оставит семью без своей зарплаты или переложил проблему с сыном на жену, а так он позволяет жене благородно броситься на свое спасение. Или, например, начальник, знающий или предполагающий, что его подчиненный, к примеру, немолодой мужчина, обремененный большой семьей, или мать, одна воспитывающая детей, боится оказаться без работы. Он создает ситуацию ожидания сокращения – и все начинают работать еще больше и старательнее, не требуя повышения зарплаты.
Существует множество разных манипуляций. Например, манипуляция чувством вины: «Ты три часа провела в парикмахерской, а я тут один голодный с детьми как белка в колесе. Так - всё! Ты как хочешь, а завтра я после работы с Серегой по пивку!» Такая манипуляция очень распространена в семейной жизни, ее частое использование может привести к тому, что муж и жена начинают играть в коллекционирование провинностей друг друга. Кто больше насобирал, тот получил больше прав на реализацию своих желаний. Хотя если бы в семье уважали желания и границы друг друга, искали компромиссы между своими хочу и необходимостью заботиться о членах своей семьи, не пытались перекладывать тяжести семейной жизни друг на друга, то не нужна была бы манипуляция и в конце концов не создавалась бы напряжённость в отношениях. Ведь если строить свою жизнь на взвешивании того, кто больше сделал для поддержания семейной лодки на плаву, то у всех получается крен только в свою сторону. Я для него и то, и это, а он… А результат – ощущение обманутости в своих лучших чувствах и ожиданиях.
Интересная манипуляция чувством гордости. «Устала на работе? Ну ничего, ты же у меня такая замечательная хозяйка, так быстро и хорошо умеешь готовить, сейчас к нам зайдет мой приятель, ты давай по-быстренькому что-нибудь приготовь“. И после такой похвалы уставшая, но вдохновлённая хозяйка не что-нибудь, а замечательный стол накроет из 5 блюд, да еще и за пивком сбегает. Так, оседлав однажды перфекционизм своей жены, ленивый муж может жить припеваючи, главное – вовремя напоминать, что она лучшая из лучших.
На работе для такой манипуляции огромный простор: мы знаем, что вы – перспективный сотрудник. Мы в вас верим, поэтому предлагаем вам повышение, правда с сохранением старой зарплаты. Или …поэтому верим, что вы справитесь с этой задачей лучше всех – и можно ставить любую невыполнимую задачу.
Примеры манипуляций можно приводить до бесконечности. Они могут быть простыми до наивности: (У меня хомяк сдох, мне так его жалко, можно, я уйду пораньше), до очень злых и изощренных, в которых не сразу и узнаешь манипуляцию (Вы занимаете такую высокую должность. Разве вы не можете ради нашей кампании отступить от правил?) Главное - это всегда игра на самых тонких струнах Вашей души, на самых болезненных чувствах. И расчет всегда на то, что отвечать на манипуляцию будет не ваш разум, а ваши эмоции. Поэтому главное в противодействии манипуляции - перевести взаимоотношения из эмоционального плана в рациональный. А для этого надо сначала выровнять свои эмоции, привести их в порядок, то есть остановиться, взять паузу. Не торопиться отвечать, а успокоить свои чувства, требующие от вас немедленно бежать и делать или немедленно принять решение, - и только после этого продолжать разговор. Пауза — эффективный инструмент, который помогает собраться, привести свои эмоции в порядок, перехватить инициативу. Нужно сказать манипулятору: «Я подумаю». Таким образом, создается дистанция между Вами и им.
Некоторые специалисты пишут, что нужно, наоборот, быстро и точно ответить. Но в ситуации, когда давят на Ваши чувства, бывает невозможно ответить быстро и точно. Ну допустим, у вас получилось. Например, это возможно в ситуации переговоров, когда каждый держит в уме желаемый для себя результат. Тут эмоции задействованы минимально, а манипуляция может быть связана с давлением на Вашу гордыню, самолюбие, перфекционизм. В такой ситуации быстрый и точный ответ может привести к словесному пинг-понгу. Манипулятор начинает оказывать еще большее давление. Тогда необходимо внутренне настроиться и твердо себе сказать, что это можно выдержать, - и стоять до конца. А противостоять такому давлению очень трудно.
Если Вы нашли в своем кругу манипулятора – главное правило: бегите от него и не оглядывайтесь. Не стоит ничего ему доказывать и с ним бороться. Это его психологические проблемы – и вы их вместо него не решите. Не стоит с ним также играть в “поддавки”, потакать и льстить. Этой лести и потакания ему никогда не будет достаточно.
Если же избежать взаимодействия с манипулятором невозможно, то нужно помнить главное: манипулировать вами он сможет только в том случае, если он нашел вашу болевую точку. Примите себя и свои слабости или избавьтесь от них. Необходимо знать рамки своего личностного пространства. Нельзя во всём и всем потакать. Необходимо разделять те ситуации, где другой вполне способен самостоятельно нести ответственность за себя и свои действия, и те, в которых хочется помочь, исключительно выходя из личных стремлений. Только уверенный в себе человек, который способен держать эмоции под контролем, знает свои возможности и четко определяет границы личностного пространства, не так часто будет становиться жертвой манипуляции. Такой человек сможет четко озвучить перед манипулятором свои желания, мысли и твёрдую позицию. Главное - придерживаться четкой линии, несмотря на реакцию манипулятора (истерику, слезы, шантаж), которая может быть очень хорошо отрепетирована и проиграна тысячу раз. Нельзя позволять другому человеку влиять на Вашу жизнь, нужно четко понимать свои намерения, слушать советы умных людей, но всё-таки делать по-своему.
И если требуется находить компромиссы, то так, чтобы уступки были одинаковые с обеих сторон. Если манипулятор – близкий Вам человек, нужно озвучивать свои негативные чувства относительно какой-то ситуации или предъявляемых претензий. Бывает так, что человек не осознает, что он манипулятор и не отдает себе отчет в нанесении душевных ран другим людям. Если за близкими людьми замечаются попытки манипулировать, тогда необходимо в очередной раз остановиться и спросить себя, что сейчас происходит. Таким образом, вырабатывается привычка самонаблюдения, и со временем можно узнать свои слабые места, на которые давит манипулятор и прорабатывать их.